Потом наступил восхитительный период покоя. Три недели прошли без единой неприятности. Льюис работал, мы с Полом тоже, по вечерам мы часто оставались дома втроем. Установилась прекрасная погода, и на выходные мы поехали на побережье, в заброшенное бунгало, которое Полу одолжил кто-то из друзей. Оно прилепилось к скале метрах в восьми над морем, и, чтобы искупаться, приходилось долго спускаться по узкой тропинке. В тот день море было неспокойное, и мы с Льюисом лениво сидели на террасе, изредка поглядывая на купающегося Пола. Как все хорошо сохранившиеся мужчины его возраста, он изображал из себя спортсмена, и это его едва не погубило.

Он плавал красивым кролем метрах в тридцати от берега, когда у него вдруг свело ногу. В это время мы с Льюисом, завернувшись в халаты, уплетали тосты. Я услышала слабый крик Пола, увидела его поднятую руку и накрывшую его огромную волну. Я вскочила и побежала к дорожке, но Льюис уже скинул халат и, рискуя разбиться о скалу, прыгнул в воду прямо с террасы. Он доплыл до Пола и вытащил его на берег. Это заняло не больше двух минут. Пол наглотался воды, и я принялась неумело колотить его по спине. Потом подняла глаза и увидела перед собой совершенно голого Льюиса. Одному Богу известно, сколько голых мужчин я перевидала на своем веку, но тут я почувствовала, что краснею. Льюис перехватил мой взгляд, отскочил и понесся к дому.

«Старина, — говорил Пол позднее, уже согревшись и выпив грогу, — а вы не из трусливых. Вот это прыжок… Если б не вы, я бы сейчас здесь не сидел».

Льюис что-то пробурчал. Я подумала о том, что этот мальчик не только губит людей, но и спасает. В этой роли он нравился мне больше. Я, не удержавшись, поцеловала Льюиса в щеку. Может быть, мне в конце концов удастся сделать из него хорошего мальчика. Конечно, поздновато, если вспомнить о бедных Франке, Луэлле и прочих, но надежда все-таки есть.

Позднее, когда, воспользовавшись отсутствием Пола, я поздравила Льюиса с его героическим поступком, мой оптимизм несколько ослабел.

— Знаете, — сказал он холодно, — жив Пол или нет, — мне абсолютно все равно. Это меня потрясло.

— Но тогда почему вы ради него рисковали своей жизнью?

— Потому что он вам нравится, и его гибель могла бы вас огорчить.

— Если я правильно поняла, не будь Пол моим любовником, вы бы и пальцем не пошевелили?

— Совершенно верно, — ответил он.

Да, ничего не скажешь — у него довольно странное представление о любви. Такого необычного, во всяком случае, я еще никогда не вызывала у людей.

— Но вы не испытываете никакой… ну, симпатии, привязанности к Полу? Вы ведь с ним знакомы уже три месяца.

— Я люблю только вас, — сказал он серьезно, — остальные меня не интересуют.

— Понятно, — продолжала я. — Но вы считаете, что это нормально? Молодой человек вашего возраста, который так нравится женщинам, время от времени нуждается в… ну… не знаю… в…

— Вы хотите, чтобы я занялся Глорией Наш?

— Ею или кем-нибудь еще. Даже с точки зрения здоровья… Как мне кажется, молодому человеку полезно…

Я запнулась. Что это на меня нашло? Кто меня просит разыгрывать из себя врача-сексолога? Льюис строго посмотрел на меня:

— Я думаю, люди уделяют этому слишком много внимания, Дороти.

— Тем не менее это одна из приятнейших сторон жизни, — слабо протестовала я, думая, что сама посвятила подобным занятиям три четверти своего времени и мыслей.

— Не для меня, — отрезал Льюис.

Он посмотрел как бы сквозь меня и опять стал похож на слепое дикое животное. Я испугалась и быстро замяла разговор. В остальном эти выходные прошли замечательно. Мы загорели, отдохнули и вернулись в Лос-Анджелес в чудесном настроении.

Ох, как оно мне пригодилось! Подходили к концу съемки вестерна с участием Льюиса, и режиссер Билл Маклей устраивал по этому поводу банкет. Столики стояли среди декораций ковбойской деревушки, по которой Льюис бродил все лето.

Я пришла туда слитком рано, где-то около шести, и обнаружила Билла за фасадом фальшивого салуна. Он был в мрачном настроении, уставший и, как всегда, грубый. Ассистенты готовили площадку для съемок последней сцены, а он угрюмо сидел на столе в полном одиночестве. Последнее время Билл стал много пить, и ему поручали только второразрядные фильмы. От этого он бесился еще больше. Он заметил меня, и пришлось подняться по пыльной лестнице к нему в салун. Он расхохотался:

— Ну что, Дороти? Пришли посмотреть на своего дружка? Сегодня у него большая сцена. А вы молодец-мальчик хорош и недорого вам обойдется.

Он был мертвецки пьян, а я не самая терпеливая женщина на свете, как это может показаться. Поэтому я любезно обозвала его сукиным сыном. Он пробормотал, что, не будь я бабой, он был меня в порошок стер. Я его похвалила за сообразительность: перед ним именно баба. Женщина, точнее.

— Во всяком случае, хочу вам сообщить о моей помолвке с Полом Бреттом, — сказала я сухо.

— Знаю, знаю. Все говорят, что вы этим занимаетесь втроем.

Он довольно захохотал, и я уже была готова запустить чем-нибудь ему в физиономию, но тут в дверном проеме появилась чья-то тень. Это был Льюис. Я тотчас превратилась в саму вежливость.

— Билл, дорогой, извините. Вы же знаете, как я вас люблю. У меня просто нервы не в порядке.

Несмотря на свое состояние, он слегка удивился, но тут же ответил:

— Все ваша ирландская кровь. Она может далеко завести. Ну, для вас-то, старина, это, конечно, не новость.

Он хлопнул Льюиса по плечу и вышел. У меня вырвался нервный смешок.

— Милый старый Билл… Он не Бог весть как воспитан, но сердце золотое…

Льюис молчал. Он был в ковбойском костюме, с платком на шее, небритый и задумчивый.

— К тому же, — добавила я, — он настоящий друг. Что за сцену вы снимаете?

— Убийство, — сказал Льюис спокойно. — Я убиваю одного типа, который изнасиловал мою сестру. Похоже, ему пришлось потрудиться.

Мы медленно направились к съемочной площадке. Потом Льюис ушел, чтобы подготовиться. Я оглянулась вокруг. Ассистенты Билла все тщательно подготовили, но он все равно выкрикивал оскорбления. Все понимали, что он просто не владеет собой. Голливуд и алкоголь его добили.